И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной - Виталий Полищук

В Боговещенку мы попали ближе к концу сентября, выступали не в самом поселке, а в одной из бригад, где разместились студенты (между прочим, наши, университетские, так что мы выдали по-полной программе: пел и я, и Юлька, и нам хлопали, а потом долго были танцы). Так что даже если бы я и хотел, с Рукавишниковой встретиться я бы не смог.

Но я не хотел. Пока – нет!

Вернувшись в конце сентября в Барнаул, мы были грязными, злыми, усталыми, но довольными.

Все закончилось, а кроме того – нас наградили грамотами крайкома ВЛКСМ, а потом Варшавнин вручил нам премиальные и командировочные. И у нас были теперь и деньги, и почет.

Поэтому на следующий же день мы опять сходили все вместе в баню, где парились, наверное, раза по три, потом, встретившись в вестибюле с раскрасневшейся от пара Юлькой, пошли ко мне пить пиво.

Гоньбинская баня располагалась в десяти минутах ходьбы от моей квартиры, был день, мать была в школе, отец на работе.

И мы купили по полиэтиленовому пакету пива, ухитрились донести пакеты, «не лопнув» их и затем перелили пиво в два ведра, и поставили ведра на стол в гостиной, и заставили меня притащить и включить «Чайку-М», а потом мы черпали чайными чашками пиво прямо из ведер и пили, пили, пили… И вспоминали забавные случаи из недавних гастролей, а затем Юлька разбросала по плечам свои мокрые волосы, вышла на середину комнаты и под медленный блюз стала танцевать, стоя на месте, изгибая волнообразно туловище и закрыв от наслаждения глаза… А мы смотрели на нее, любовались красотой ее движений и нам было хорошо…

И начались учебные будни.

Лекции сменялись семинарами, я старался не запускать учебный материал, а так как мы первый месяц не собирались на репетиции, то учиться мне было легко.

Все ребята из ансамбля были городскими, из непростых семей, у всех дома были телефоны, и как только отцу провели домой «воздушку», по вечерам мы теперь перезванивались постоянно – а что вы хотите, два месяца можно сказать, под одним одеялом провели вшестером (Юлька и водитель автобуса, напомню, спали в салоне).

Конечно, чаще всего звонила Юлька – как все девчонки, она любила поболтать.

Звонок, я читаю учебник в своей комнате, голос мамы:

– Сынок! Тебя к телефону, Юля!

Они уже, значит, по телефону познакомились. Ну, в этом была вся Юлька – коммуникабельная, непосредственная и по своему очень чистая. Но болтушка!

Я беру трубку:

– Алло!

– Анатоль? – голос у Юльки томный и сексуальный. – Анатоль, Юлианна сгорает от страсти. Хочу тебя, Анатоль! А-ах! Оо-ох!

– Хватит врать, – смеюсь я. – У нас с тобой платонические отношения!

– Хотите других? – ту же предлагает она. И слышно, как на той стороне линии она зажимает рот ладонью.

– Юлька, я к семинару готовлюсь! Говори по делу!

– Давай по делу! – голос у Юльки уже звонкий, радостный. – Пойдем завтра в кино в «Россию»? Идет «По тонкому льду», хороший приключенческий фильм!

– А кто еще пойдет?

– Да все наши! Мне сказали, чтобы я тебе позвонила – ребята поехали в магазин новые инструменты смотреть!

– А что, профком деньги выделил?

– И профком, и крайком комсомола!

– Здорово! Ладно, пойдем в кино. Кто билеты берет?

– Я! Я же живу рядом. Встречаемся у входа без пятнадцати семь. Чтобы мороженое успеть купить!

– Я приду.

– Пока! Целую в щечку!

– Могла бы и в губы!

– Не могу! Такие, как я, яд для чужих мужчин, а ты…

Кладу трубку. Отбой!

Прервала, Юлька, паразитка… Иду снова к столу, а на душе хорошо…

В это же время я предпринял еще один важный шаг. Я нашел работу.

Мне не хотелось полностью зависеть от родителей. И если бы к стипендии в 27 рублей я мог бы прибавлять ежемесячно еще рублей 50, то чувствовал бы себя независимым. Кроме того, я собирался начать копить деньги.

И я пошел на товарную станцию железной дороги. Где велись разгрузочно-погрузочные работы круглые сутки.

В ситуации я разобрался быстро – бригады грузчиков, в том числе – для ночных работ, набирали непосредственно бригадиры. Мне посоветовали обратиться к Егору Константиновичу, или как его все называли – «Константинычу». Это был средних лет кряжистый, с вислыми усами и острым взглядом мужчина, который сразу же сказал мне:

– Хочешь по ночам работать? Студент? Вот ящики, вон вагон. Вот тебе «верхонки». Вперед!

Посмотрев, как легко, без особого напряжения я таскаю тридцатикилограммовые ящики, он сказал:

– Годится! Фамилия как? Монасюк? Когда выйдешь на смену? Как часто сможешь работать?

Договорились, что для начала я буду выходить дважды в неделю – в ночь на воскресенье, и в ночь на среду. Это позволило бы мне «спать на лекциях» лишь один раз в неделю. Но давало бы мне заработок до восьмидесяти рублей в месяц!

И я начал работать. Но уже во время третьего выхода заметил в работе грузчиков что-то неладное. Они слишком часто роняли и разбивали некоторые ящики, потом собирали рассыпанные банки, пакеты и сложив обратно, забивали ящики снова.

Заинтересовавшись, я скоро разобрался в сути дела – пересортица! Искусно перемешивая товары разных сортов, можно было добиваться значительных выгод! Для работников баз, получающих ящики.

Выгоду имели и грузчики, естественно.

Я поговорил с Константинычем, и он предложил мне либо участвовать в общих делах, либо увольняться.

– У меня другое предложение, – сказал я. – Я не буду участвовать в ваших делах. Но работать буду. И вот почему.

Кто над вами начальник? Управление дороги, местные власти, райком и так далее. И если возникнет проблема, вам может потребоваться помощь компетентного человека. А у меня отец – заместитель председателя краевого суда!

Он никогда не возьмет ни копейки! И никогда не будет никого отмазывать! Но если вы попадете под суд, он может обеспечить честное рассмотрение дела. Проследить, чтобы именно так и было!

Так что подумай, Константиныч, кому из нас больше нужно, чтобы я работал у тебя, причем в делишках ваших не участвовал. Вот тебе номер моего телефона, передумаешь увольнять меня – позвони!

Константиныч позвонил через пару недель, и с тех пор я выходил всего раз в неделю, в ночь на воскресенье, и он ставил меня на наиболее выгодные выгрузки и погрузки.

И мы с ним всегда здоровались за руку. Как равные.

Примерно в это время однажды вечером раздался междугородний звонок, так вышло, что трубку взял я. К этому времени я поставил себе на стол параллельный аппарат, чтобы не бегать в гостиную к телефону по десять раз за вечер.

Я снял трубку – звонила Варвара. И у меня сжалось сердце – так я рад был этому звонку. Но я не имел права показывать этого!

– Толя, здравствуй. Это Варя, Рукавишникова…

– Я тебя еще не забыл! Узнал. Говори, зачем звонишь?

– Толя… – она замолчала. Потом всхипнула: – Ты не мог бы приехать? Пожалуйста, я тебя очень прошу!

– Я просил тебя уйти из моей жизни! Что тебе нужно?

– Толь, я не знаю… Я совсем запуталась…

– Рукавишникова, – я старался теперь говорить как можно мягче. Я ведь просил тебя разобраться в своих чувствах! И только после этого снова появиться в моей жизни. Варь, тебе придется стать наконец, взрослой! Вспомни – ведь это ты тогда, в сентябре, в парке, подсела ко мне на скамейку!

Это ты пришла на Новый год в ту компанию, где был я, и уговорила меня проводить тебя!

Это ты пришла на пьянку нашего класса восьмого марта, ждала меня, потом устроила скандал!

Хватит, Варя? Или нужно продолжать? Понимаешь, складывается впечатление, что ты взбалмошный несносный ребенок! Иначе как же после всего того, что было, ты не можешь мне просто сказать – Толя, ты прости, но я не люблю тебя! Не обижайся, ты мне нравишься, но я не хочу за тебя замуж! Для этого нужно очень любить, а я…

Или, наоборот – Толя, я тоже люблю тебя! Просто скажи – я т о ж е люблю! И все!

Именно так, Рукавишникова, и поступают взрослые люди. А ты… ты просто, как подросток! Не выросла ты, что ли? Это же дети так делают – сегодня ты мой, я с тобой играю, в завтра ты чужими духами пахнешь? Получай по морде, и мы больше не играем!

Варя! Я начинаю уставать от тебя, пойми ты! Елки палки, да я теперь даже не знаю, как сам к тебе отношусь!

Повисло молчание. И я спросил:

– Рукавишникова, ты где? Ты чего замолчала, Рукавишникова?

– Толь, я не знаю, что говорить… А без тебя не могу – плохо мне… И что делать – не знаю…

– Ну, посоветуйся с подругой!

– У меня нет такой подруги…

– Тогда – с мамой и папой! Понимаешь? С родителями поговори откровенно! И только тогда звони, Рукавишникова! Это я тебе даю последний шанс. Ты понимаешь меня? Последний, Варька! Помнишь «Трамвай последний?» Там слова есть: «Кончено – и баста! Опоздал всего лишь…» Рукавишникова, не опоздай! Посоветуйся, и определяйся уже! А то ты меня замотала!